Тень Победы [Новое издание, исправленное и переработанное] - Виктор Суворов

Потом в готовый документ между строчек мелкими буквами добавлен еще один адрес: «Копия наркому внутренних дел». Жуков за пять месяцев мучительных размышлений о грядущей войне не удосужился составить список тех, кого в первую очередь следует оповестить о начале войны. Перед войной Жукову не пришла в голову мысль о том, что в момент ее начала надо сообщить об этом пограничным, конвойным, охранным, оперативным и другим войскам НКВД. Но в последний момент Жуков спохватился, вспомнил о чекистах и вписал ведомство Берии в число адресатов.

Но Жуков не вспомнил о народном комиссаре Военно-Морского Флота. То есть народный комиссар внутренних дел Лаврентий Павлович Берия копию директивы начальника Генерального штаба Жукова получит, а народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Кузнецов — нет.

Правда, снизу под документом приписано: «Снята копия от руки одном экз. и вручена капитану 1 р. Голубеву — НКМФ. Расписка на обороте».

В критические минуты и часы эта директива не была передана флоту. Кто-то потом от руки переписывал каракули Жукова и доставлял директиву в наркомат ВМФ.

Жуков не вспомнил ни о начальнике Главного управления ПВО, ни о начальнике Главного управления ВВС. Потому директиву Жукова не передали в Главное управление ВВС, и в Главное управление ПВО — тоже не передали.

Далее после перечисления адресов рассылки — дата и время: 22.6.41.7.15. Так что 7 часов 15 минут — это вовсе не то время, когда директиву передали в округа. В 7 часов 15 минут Жуков только сел ее писать и в левом верхнем углу поставил время. Директиву еще надо сочинить, а нужные слова как назло не шли. Потом ее надо отдать на подпись наркому обороны Тимошенко, тот должен прочитать и расписаться. Только после того директиву следует передать шифровальщикам. Им тоже нужно время на то, чтобы документ зашифровать. Потом его надо отнести на узел связи. Его надо передать. Его надо принять и расшифровать.

А в это время давно горели аэродромы. А в это время чекисты хватали тех немногих летчиков, которые на свой страх и риск успели поднять самолеты в небо, вступить в бой и вернуться живыми на землю. До войск дошла пока только директива Жукова № 1: на провокации не поддаваться! Тот, кто вступил в бой, — провокатор. Тому тут же, на аэродроме, среди горящих самолетов и рвущихся боеприпасов чекисты отбивали почки, чтобы другим неповадно было на провокации поддаваться.

И пока в войсках каждый делал то, что придет на ум, Жуков мучительно сочинял новый документ. Он черкал, сверху писал нечто другое, снова черкал, в стороне писал третье и стрелкой показывал, куда эту вставку вписать в текст.

Не имея времени и возможности ждать указаний от великого стратега, командующие фронтами и армиями генералы Кузнецов, Павлов, Черевиченко и Кирпонос были вынуждены превышать полномочия и нарушать преступные запреты Жукова. Они отдавали собственные приказы «действовать по-боевому». А это означало, что централизованное управление Красной Армией потеряно. Это советскими трибуналами во все времена квалифицировалось как преступная халатность и каралось расстрелом.

После войны Жуков валил вину на Павлова, Кузнецова, Кирпоноса и других командующих округами. Но они ли были виноваты? Дирижер репетиций не проводил, ноты исполнителям не раздал. Ноты были опечатаны, и доступа к ним у исполнителей не было. Дирижер даже не сообщил, что предстоит исполнять. Начался концерт, а дирижера нет. Каждый музыкант, действуя по-боевому, исполнял то, что ему нравилось: один — «Дубинушку», другой — «Танец с саблями», третий — «Умирающего лебедя».

Наш оркестр забросали тухлыми яйцами. И вот после концерта к публике вышел гениальный дирижер. Весь в белом. И он выносит свои оценки. И он в своих исполнителей тоже тухлые яйца мечет. И он рассказывает о недостатке образования у исполнителей и о том, что инструменты были устаревшими.

И мы верим дирижеру в белом. Мы лепим ему памятники и навеки покрываем позором тех, кто хоть что-то делал, когда Жуков не делал ничего.

Так вот, управление Красной Армией было потеряно не на уровне командующих военными округами, а на уровне Генерального штаба. Управление Красной Армией было потеряно не в первые минуты войны, а до ее начала. В первые часы войны Жуков не давал Красной Армии никаких указаний о том, что нужно делать в случае нападения. Но и перед войной Жуков не давал никаких указаний военным округам о том, что надо делать в случае внезапного нападения. Следовательно, Красная Армия была неуправляемой не только с первых мгновений войны, но и до ее начала.

Жуков имел еще одну возможность оповестить войска о начале войны: объявить мобилизацию. Маршал Советского Союза И. X. Баграмян сообщает, что перед войной был приказ: по германским самолетам не стрелять. И было разъяснение: открывать огонь можно при объявлении мобилизации (Баграмян И. X. Так шли мы к победе. М.: Воениздат, 1988. С. 46)

Кто же отвечает за мобилизацию? Генеральный штаб и лично начальник Генерального штаба. Мобилизацию готовит Генеральный штаб, на то в его составе действует Мобилизационное управление. Проводится мобилизация по решению высших органов государственной власти. Обязанность начальника Генерального штаба в том, чтобы этой самой власти подсказать и напомнить: пора!

Вся высшая государственная власть Советского Союза — это товарищ Сталин. Поверим Жукову: Сталин перепугался и не знал, что делать. Ну так подскажи ему! Прояви инициативу! Воспользуйся молчанием Сталина как знаком согласия. А если согласия Сталина нет, превысь полномочия!

Генерал армии Павлов полномочия превысил. Он не имел распоряжений Москвы, и не было Сталина рядом с ним. А Жукову не надо было орать в мертвую телефонную трубку, ему не надо было писать и шифровать послания Сталину. Жуков находится в кабинете Сталина, тут собралось все Политбюро. Если все эти деятели не знали, что предпринять, то Жукову следовало кричать: я объявляю мобилизацию! Кто против?

Вот и все. Кто бы возразил? Если бы кто и возразил, то на него и пала бы ответственность за промедление.

Но вина за промедление в объявлении мобилизации навеки останется на Жукове.

Тянулись часы, а мобилизация так и не была объявлена. Как сообщает Маршал Советского Союза Василевский, ее объявили только через 12 часов после начала войны.

Говорят, что фронтовые командиры медленно реагировали на происходящее. Это правильно. А вот гениальный стратег товарищ Жуков был образцом решительности и расторопности.

Был и еще один нюанс. Первым днем мобилизации объявлялось 23 июня 1941 года, поэтому указ о мобилизации, подготовленный лично Жуковым, можно было понимать и так: немецкие самолеты можно сбивать, начиная со следующего дня.

А гениальный стратег в это время строчил новый документ — Директиву № 3. Текст ее он почему-то тоже не стал приводить в своей книге. И есть на то причина. Директива № 3 предписывала Красной Армии не обороняться, а наступать: «окружить и уничтожить сувалкинскую группировку противника и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки», «окружить и уничтожить группировку противника, наступающую в направлении Владимир-Волынский, Броды… к исходу 24.6 овладеть районом Люблин».

Ах, лучше бы наш стратег таких директив не сочинял, не подписывал и в войска не направлял! Смысл директивы № 3 в том, что Жуков снова не ставил войскам задачу защищать свою землю. Жуков снова бросал войска в наступление, причем на территорию противника. Смысл директивы № 3 в том, что войскам запретили обороняться. Жуков бросил войска в наступление, поставив фантастические, невыполнимые задачи захватить польские города Сувалки и Люблин, причем очень быстро.

После войны Жуков рассказывал, что «враг был сильнее». Коли так, отдавай приказ на оборону! Если наши войска слабее, то наступление для них — самоубийство. Тем более наступление спонтанное, на подготовку которого Жуков не давал никакого времени. Жуков просто требовал через день-два доложить о захвате городов на территории противника.

В той ситуации приказ генерала армии Павлова «действовать по-боевому» был куда более разумным. Каждый командир видел, что творится вокруг, и действовал в соответствии с обстановкой: переходил к обороне или отходил.

А директива Жукова № 3 заставляла всех наступать. Жуков требовал наступать в условиях, когда сожжены аэродромы, когда наши командиры не представляют, где противник и что он делает, Жуков требовал наступать вслепую в условиях полного господства противника в воздухе, когда противник все видит с воздуха, а мы такой возможности лишены.

В детстве я часто слышал: «Не лезь на рожон!» Сначала я думал, что это ругательство. Потом узнал, рожон — это наконечник рогатины, тяжелого копья с очень широким и массивным пером. С таким копьем ходили на медведя. Охота была делом несложным. На медведя ходили не ватагой, а в одиночку. Надо было медведя раздразнить, вынудить его к нападению. Рожон упирали в грудь медведя, а конец копья — в землю. Если выдерживало древко копья и нервы охотника, то зверь сам себя убивал. Он сам лез на рожон. Всей своей массой.